Вернуться к списку публикаций
увеличить/уменьшить шрифт
Все права на данную публикацию принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной публикации полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия публикации, её автора и адреса публикации в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной публикации присылайте на адрес электронной почты: .
страница загружена

Владимир Мартыненко

СОЦИАЛЬНАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И ПОЛИТИКА

МОСКВА, 2008. ISBN 5-902936-07-1

МОНОГРАФИЯ

Введение

Социология: проблемы роста и трудности «переходного возраста»
Современное семейство социологических парадигм
Интеллектуальная интеграция: потребность, цели и проблемы
Новый ракурс социологического анализа условий существования и перспектив развития гражданского общества
Концептуальное переформатирование понятия «социальное государство» и горизонты социальной политики
Заключение
…нет существа несчастнее человека, поскольку все остальные животные довольствуются теми пределами, в которые их заключила природа, и лишь он один пытается раздвинуть границы своего жребия…
Эразм Роттердамский «Похвальное слово глупости»
Ч

еловеческая цивилизация сегодня живет в период все ускоряющихся перемен, неоднозначность которых вызывает у значительной части населения не всегда ясное и осознанное ощущение опасности, возрастающей в мире, рожденном масштабными процессами в социальной, экономической, политической и духовной сферах человеческого сообщества. Этот мир движется в направлении все усиливающейся глобализации всех сторон жизни общества. Развитие человечества в целом, отдельных стран и регионов выявляет все новые противоречия и трудности общественной жизни; экологические, демографические и прочие проблемы, способствующие распространению алармистских и пессимистических настроений среди различных слоев общества. Не вставая на сторону оптимистов или пессимистов, нельзя не признать объективность процессов все острее ощущаемого дефицита экологических ресурсов и загрязнения окружающей среды, а также тенденции снижения безопасности функционирования социетальных систем как на глобальном, так и на региональном уровнях. Глобальные проблемы затрагивают как политику и науку, так и сознание, нравственность масс, сферу религии. Государственные деятели, политики и ученые уже длительное время твердят о необходимости нахождения не только механизмов адаптации к резко изменившимся в последние десятилетия условиям человеческого бытия, но и путей спасения человеческой цивилизации от самоуничтожения и разгула бездуховности, способов построения разумного миропорядка, о необходимости обращения на благо человека достижений науки и техники. В этой связи говорится о важности критического переосмысления многих существующих концепций общественного развития, поисков новых способов разрешения возникающих трудностей и противоречий, порожденных как сознательной (но не обязательно рациональной) деятельностью человека, так и процессом дальнейшего разделения труда (в том числе в глобальном масштабе) и другими независимыми от воли людей факторами. Сегодня ставится задача создания новой социальной парадигмы, которая способствовала бы не только выходу из существующего глобального кризиса, но и разработке научно обоснованных и реально выполнимых вариантов преодоления постоянно возникающих перед человечеством угроз.

Предпринимаются и конкретные шаги по реализации данной задачи, в том числе на уровне ряда авторитетных международных организаций. 1  Но далеко не всегда и не во всем эти шаги могут быть признаны достаточными и оправданными. Не всегда они встречают должное понимание и одобрение у населения различных стран. Не следует забывать, что каждый из нас живет и функционирует в мире, условия существования в котором все в большей степени определяются другими людьми и их действиями. Причем, с одной стороны, на образ мышления людей и интенцию их действий оказывают влияние опыт и идеология «предшественников», и эта идеология воздействует на акты самостоятельной оценки ими собственного благополучия и устойчивости своего положения. С другой стороны, они свободны в своей деятельности и являются субъектами, способными вырабатывать новые направления развития мысли, в той или иной степени изменять сложившееся положение вещей. И далеко не всегда можно заранее достаточно точно и логически определенно знать, когда и какие решения они примут и какие действия выберут. В этой ситуации возрастают риски, связанные с тем, что одни люди предпримут действия, которые будут или покажутся невыгодными для других, принесут им вред. Можно согласиться с П. Штомпка, который отметил, что подобный риск «возрастает по мере того, как увеличивается число наших потенциальных партнеров, по мере того, как они становятся все более разнообразными, словом, когда наша социальная среда расширяется, усложняется, становится все менее прозрачной и все менее нами контролируемой». 2 

Осознание данного риска часто порождает страх любых социальных перемен, любых реформ и программ преобразований. Опыт, конечно, учит, что крупномасштабные радикальные реформы в обществе в значительном числе случаев сопровождаются насилием и хаосом. 3  Но связанный с этим «учением» страх, будучи питательной основной консерватизма, обнаруживающегося в различных сферах и сторонах человеческого общежития, сам по себе является одним из проявлений угрозы и риска социального распада. Более того, попытки ухода от высоких рисков развития, неизбежно рано или поздно приводящих к кризису устаревающей системы, могут вызвать не понижение, а, наоборот, повышение уровня этих рисков. При этом забывается, что существует и высокая доля вероятности положительных перемен, связанных с устранением негативных и часто разрушительных для личности и общества застойных явлений. К сожалению, многим довольно трудно бывает понять, что, с одной стороны, приверженность консерватизму, как и революционным переменам, чревата негативными последствиями для развития общества и конкретных индивидов, а с другой — что любой риск несет в себе не только отрицательный, но и положительный заряд.

Проблема усугубляется и тем, что люди, как свидетельствует история, ничуть не меньше, и даже больше, творят страшные дела ради коллективного блага (во имя «веры», «государства», «народа», «страны», «истории», «социализма» и т.п.), чем в целях личной выгоды. Наша страна и общество уже неоднократно испытывали это на практике. Но раз за разом мы не устаем удивляться, что такое сложное, многовекторное, тонкое и даже деликатное, если иметь в виду задействованность жизненных интересов самых различных слоев и групп населения, дело, каковым является социально-политическое реформирование общества, постоянно «соблазняет» самих реформаторов на простые, радикальные решения. Что там возиться, перебирать нитку за ниткой, распутывая клубок проблем? Рубанул с плеча и делу конец!.. На практике такая «простота» оборачивается террором и немыслимыми бедами тех, кого радикальные реформаторы своими горе-реформами намеревались «облагодетельствовать». Не минует чаша сия и многих из самих реформаторов и их подручных.

Социология уже давно и убедительно (хотя нельзя сказать, что всегда успешно) доказывает, что человек есть продукт общества, а общество, в свою очередь, есть продукт преследующих свои цели различных групп людей, находящихся у власти или борющихся за завоевание власти. От того, какими идеями эти группы руководствуются (религиозными, умозрительными, мифотворческими, научными и т.д.) в своей практической деятельности, зависит, каким будет общество, какими станут условия жизни человека как социальной личности.

То общество, которое мы сейчас имеем в России, — это не результат действия каких-то случайных или мистических сил, а результат социальной деятельности людей, стоящих у руля власти или пытающихся им овладеть. Именно поэтому социологи непрестанно говорят о проблеме социальной безответственности представителей властных структур. Выдвигается задача формирования социального механизма, способного обеспечить условия, при которых лица, облеченные государственными полномочиями, реально ощущали бы на себе персональную ответственность не только за преднамеренные правонарушения, но и за брак, допущенный в процессе их деятельности, за последствия принимаемых ими решений. К сожалению, неоднократные попытки разрешить указанную задачу, включая и попытки реализации идеи правового государства, пока не дали каких-либо ощутимых положительных результатов.

Между тем дилетантизм и невежество в политической практике, включая открытую или латентную приверженность политиков умозрительным теориям и социальным мифам, для любого общества и человечества в целом представляют не меньшую угрозу, чем широко «разрекламированное» глобальное потепление. Как ярко выразился польско-британский социолог Зигмунт Бауман, социальная мифология оплачена твердой валютой катастроф, социальных потрясений и человеческих страданий. На основе провозглашенных мифов социальные действия отдельных влиятельных личностей и властных структур не раз уже приводили к гражданским и межнациональным конфликтам, в военном противостоянии сталкивались государства, на гибель обрекались многие миллионы людей, разрушались великие культуры и цивилизации.

Мифотворчество в политике можно условно подразделить на осознанное и неосознанное. В первом случае политик намеренно манипулирует общественным сознанием, во втором — обманывается и сам. В целом современные политические и социальные мифы сохраняют атрибутивные качества архаичного мифа. В них упрощаются сложные политические реалии, они доступно объясняют, кто в стране мудрый вождь, почему нужны или, наоборот, не нужны перемены и т.д. Простые решения, простые ответы вносят иллюзорную ясность в представления людей о ситуации. Но парадокс заключается в том, что политики, использующие социальные мифы в своих интересах, сами начинают действовать в контурах мифотворчества. Вымышленные причинно-следственные связи, ложные объекты, мифические пропагандистские схемы «материализуются», идет процесс «самореализации» мифа. Мифотворчество становится не только тематическим основанием для подготовки пропагандистских акций, но и иллюзорной методологией принятия важных политических решений.

Используемый вначале как средство легитимации режима, социально-политический миф со временем складывается в эрзац государственной идеологии. Процесс «самореализации» мифа интенсифицируется за счет того, что политики все в большей мере вынуждены вести себя в соответствии с провозглашенными ими ранее мифами. Иначе они рискуют потерять доверие людей, поддержку избирателей, которые благодаря пропаганде уже включились в этот миф.

Социальная мистификация и социальная апологетика, направленные на затуманивание общественного сознания, являются также популистским прикрытием дилетантизма при принятии политических решений, обычно обосновываемых утверждением — «иного пути у нас нет». Поэтому социальную апологетику и социальную мистификацию можно охарактеризовать как злейших врагов социальной безопасности, социального развития и реального реформирования общества. Они порождают типичные методологические просчеты, характерные для деятельности политиков, для процедур обоснования ими своих ошибочных суждений. К таким просчетам относятся, в частности, утверждения о «безальтернативности выбора». Подобные утверждения непосредственно связаны с наличием догматической и идеологизированной направленности мышления (даже если официально приверженность какой-либо идеологии отрицается). С научной точки зрения безальтернативных ситуаций не бывает, тем более в сложном, изначально многовариантном социально-политическом процессе. Однако провозглашение «безальтернативности выбора» облегчает «совесть» у тех, кто принимает политические решения, создавая иллюзию того, что эти решения возникают как бы сами собой, вынужденно, фатально. Оно не требует серьезной аргументации, определения предпочтительности одного по сравнению с другими вариантами решений, которых по большому счету вроде и не должно быть.

При этом иллюзорная «безальтернативность выбора» сужает интеллектуальное пространство политиков. Изначально жесткие и некорректные рамки безальтернативности не соответствуют объективным научным поискам, они стимулируют лишь ангажированность научных разработок, что, в конечном счете, вводит в заблуждение и политиков, и отрабатывающих ангажемент ученых. Заложенная в методологию принятия политических решений «безальтернативность выбора» превращается в самоцель. Вследствие этого происходит полная аберрация заявленной цели, а принятое решение приводит к таким социальным последствиям, которых никто не ожидал. Поэтому важно осознавать, что любое безальтернативное решение, как правило, является ошибочным, что без альтернативных проектов, научных обоснований и экспертиз нельзя сделать ни шагу, не вступив в противоречие с интересами основной части народа и общества в целом. Ошибочное решение или теория, какими бы привлекательными и «единственно верными» они ни были на первый взгляд, всегда могут обернуться социальной катастрофой.

Более того, любая социальная, государственно-политическая или социально-экономическая система, на каких бы основаниях она не создавалась — научных или антинаучных, приводится в движение живыми людьми, которые исходят из собственного понимания национальных интересов и социальных целей, из своих организационных навыков, представлений о чувстве долга и ответственности, из своего отношения к закону. Поэтому немыслимо, если не сказать — преступно, проводить государственную политику и осуществлять социальное реформирование, не считаясь с уровнем и навыками народного правосознания и менталитета, игнорируя самобытный характер нации.

Примеры политической мистификации можно продолжить. Так, политические решения принимаются подчас только с учетом их прямых, явных последствий, а те, кто стоит за этими решениями, не придают значения феноменам взаимозависимости социетальных процессов, латентности многих их последствий, которые в состоянии перевесить последствия явные. Часто политические решения принимают «по аналогии» («как тогда, так и сейчас»), «по образу» («как они, так и мы»), не проводя анализа ситуации, не выявляя ее специфику.

Параллельно идет дискредитация социальных наук, научных знаний в обществе, поскольку какие бы решения не принимали политики, для них всегда находится какое-либо наукообразное оправдание. В результате снижается репутация науки как источника достоверной информации и эффективного инструмента управления. Стимулируется ангажированность социальных наук, что, в свою очередь, приводит к снижению профессионализма ученых, требований к научной работе, поскольку «заказную апологетику», когда параметры, результат и выводы исследования заранее известны, делать может и дилетант.

Если с учетом сказанного анализировать российскую действительность и состояние гражданского общества в стране, то складывающаяся ситуация вызывает серьезные опасения. Наблюдается, с одной стороны, явная вульгаризация либеральных идей и принципов, которые используются государственной властью для оправдания своей и без того низкой ответственности, а точнее — безответственности и фактического отказа от выполнения социально-значимых функций. С другой стороны, полностью игнорируя либеральные ценности, представители власти вновь сосредоточили под своим непосредственным контролем банковскую систему и особенно прибыльные объекты бизнеса, развивая наиболее неприглядные формы монополизма и подавления частной инициативы. При этом период длительного насаждения марксистской философии и социологии, их идеологического давления, повсеместно ограничивавшего свободу самореализации личности, 4  сменился навязыванием многочисленных социологических опросов и рейтингов в качестве составных инструментов политтехнологий и манипуляций общественным мнением. В условиях, когда противоположная марксизму социологическая наука не успела пустить в социальном сознании достаточно серьезные корни, все это оказывает отрицательное воздействие на отношение значительной части граждан к социальной теории и социальным проблемам. Более того, создаются предпосылки для «оживления» марксизма в виде очередной формы социальной религии. 5 

Сложилась ситуация, при которой средства массовой информации и представители различных социальных групп, далекие от понимания основ и истории социологии, считают для себя возможным выдвигать различные проекты преобразования и управления российским обществом, пропагандируя их в виде очередных «волшебных палочек», способных без особых усилий привести ко всеобщему благоденствию. Одновременно значительная часть российского общества продолжает наивно верить во всесилие государства, в саму возможность того, что с приходом «хорошей» государственной власти наступит всеобщее счастье, будет создано все, что соответствует ее идеалам и представлениям о справедливой жизни. В совокупности все эти явления свидетельствуют об отсутствии у широких масс элементарной гуманитарной образованности и социального воображения, об искаженном представлении о социальных, экономических и политических процессах, что, как показывает ретроспективный анализ, позволяет узкой прослойке, добившейся властных полномочий, в течение длительного времени манипулировать социумом в ущерб социально-экономическому развитию страны.

Мы можем сегодня наблюдать, что в целом поддерживая лозунг «строительства» демократического общества, значительная часть членов нашего общества далеко не «настроена» на то, чтобы реализовывать демократические принципы на практике. Участвовать в процессах демократизации она будет только при условии, что ей покажут образец чистой демократии — и тогда эта часть станет демократической силой или примкнет к ней. Только тогда эти члены общества будут видеть в демократии для себя лично какой-то смысл. Такая позиция сродни социальному нигилизму. Помимо всего прочего, она оторвана от понимания того, как и почему наша социальная жизнь на том или ином временном этапе устроена так, а не иначе. Реальная социальная жизнь всегда пронизана пограничными сопряжениями, что требует от нас цивилизованной грамотности для ее понимания, восприятия, объяснения и изменения. Но значительная часть членов общества, можно сказать, по-прежнему ходит на помочах, ждет инструкций, каких-то политических указок сверху. Как справедливо отмечал еще в период существования СССР  М. Мамардашвили, так мы ничего не узнаем о себе, «потому что о себе мы можем узнать только на ответственном поле деятельности, где к человеку возвращаются последствия его действий и поступков». 6 

К великому сожалению приходится констатировать, что российская социология сегодня все еще занимает неподобающее ей место в системе научных знаний об обществе. Наблюдается недоверие и пренебрежение к социальной теории и мнению представителей социальной науки, причем не только у радикально настроенных слоев российского общества, но и у представителей государства. Более того, происходит умаление места и роли отечественной социологии государственными институтами. Этим в определенной степени объясняется и глубина кризиса, постигшего нашу страну. В очередной раз можно убедиться в том, что если научное знание не вовлечено в эффективную систему контроля и надзора за функционированием властных отношений, то это отрицательно сказывается на судьбе их носителей: властные структуры стремятся управлять обществом на основе социальной мифологии.

Характерно, что со стороны органов государственной власти в очередной раз предпринимаются попытки навязать обществу представления о социальной политике в духе экономического детерминизма. Власть опять льстит себе надеждой идеологически обработать и закодировать массовое сознание, игнорируя объективные условия нормального функционирования и развития гражданского общества и забывая, что такие попытки, как правило, заканчиваются исключительно негативными последствиями. Так возникают устойчивые структуры, механизм действия которых приводит к становлению такой государственной и общественной системы, которая работает на самоуничтожение. И вполне закономерно, что, несмотря на видимость относительной социальной стабильности, возникающую на фоне благоприятной для России мировой конъюнктуры на рынке сырьевых ресурсов, перманентно создается предреволюционная ситуация, продолжается лихорадка крутых перемен и страна балансирует на грани предельно критического состояния, потенциально опасного тем, что может привести нас к неоколониальной зависимости и гражданской войне.

Предпринимаемые действия, как и бездействие власти, в частности, в области реализации объективно необходимых функций социального страхования, развития правовой и социально-экономической инфраструктуры, все отчетливее очерчивают потребность в максимально объективном теоретическом и методологическом раскрытии смысла, границ и механизмов социальной политики государства. При этом следует отказаться от некритичного использования таких расплывчатых идеологических понятий как «социальные цели», «общественные задачи», «определяющие направления общественного строительства», «общественное благо», «всеобщее благосостояние» и т.п. Ведь если разобраться в этих идеологемах, то становится понятно, что они не содержат в себе ни необходимого, ни достаточного обозначения конкретных направлений социальной политики государства. 7  Не характеризуют они и условия эффективного и рационального взаимодействия различных членов общества.

Ни благосостояние, ни счастье миллионов людей не могут определяться по единой шкале — «больше-меньше». Счастье и благополучие даже одного человека, не говоря уже о благоденствии народа, зависят от множества факторов, которые слагаются в бесчисленное количество комбинаций. Если оставаться на научной, а не на политически мотивированной позиции идеологического мошенничества, эти понятия нельзя адекватно охарактеризовать и представить как единую цель. 8  Можно лишь с той или иной степенью достоверности говорить об иерархии целей, общей шкале ценностей, в рамках которой каждый отдельный человек способен определиться с имеющимися у него потребностями и возможностями. Существуют, конечно, совпадения в потребностях и нуждах индивидуумов, что по вполне объективным причинам заставляет их объединять свои усилия и возможности для достижения, формально, одной цели. Однако при этом часто оказывается, что указанное стремление не является собственно задачей деятельности того или иного индивида, а представляет средство, которое различными членами общества или социальными группами используется для достижения разных целей.

Не случайно мы постоянно сталкиваемся с ситуацией, когда в обществе (и не только в нашей стране) растет недовольство представительными органами власти, убежденность в их неспособности или нежелании выполнять общую волю избирателей. В свою очередь, это с неизбежностью вызывает недовольство любыми демократическими институтами. К парламентам начинают относиться как к бездеятельной «говорильне», считая, что они не могут в силу или неспособности, или некомпетентности исполнять свою прямую функцию, для осуществления которой и были избраны. Этот факт обязательно используется заинтересованными в обеспечении монопольной власти политическими силами для распространения в народе, например, следующих убеждений: для создания эффективной системы власти необходимо её отдать в руки «твердых хозяйственников», профессиональных экспертов и чиновников, развязать руки исполнительной власти и устранить бремя демократических процедур.

С другой стороны, происходит процесс фетишизации понятия «демократия», предающий забвению многократно повторявшийся опыт истории, который свидетельствует, что сама по себе демократия не является панацеей. Еще в древней Греции и Риме демократические лозунги и процедуры активно использовались для приведения к власти тиранов, установления диктаторских авторитарных режимов. Заметим, что и национал-социалисты пришли к власти в Германии и получили практически неограниченные полномочия с соблюдением, по крайней мере, видимости всех демократических процедур. Кстати, еще у Аристотеля понятие «демократия» как система государственного устройства в ее вырождающемся виде приравнено к используемому им термину «охлократия», означающему «господство толпы», неизбежным результатом которой является деспотизм. 9 

Действительно, нельзя не признать, что правление (как правило, недолгое) однородного большинства может сделать демократию невыносимее авторитаризма и деспотизма, 10  не говоря уже о возможности временной переориентации движения общества к тоталитаризму (возможно, через фазу глубокого социального распада, вызываемого революциями и смутами) со всеми негативными социально-экономическими последствиями. Это означает, что сами по себе демократические механизмы не следует абсолютизировать и видеть в них панацею от всех бед. Социальные проблемы не решаются голосованием. Известно немало случаев, когда путем голосования отвергались многие научные открытия, целые отрасли науки. Преимущества и недостатки демократии необходимо рассматривать в контексте возможности обеспечения необходимого уровня ответственности власти и разделения властей, соответствия их прав и обязанностей, а также развития и укрепления институтов гражданского общества.

Сказанное выше свидетельствует и о том, что проблема не только в неадекватном отношении государственной власти к социологии и необходимости изменения этого отношения. Это и проблема уровня исследований в рамках самой социологии. Нельзя не признать тот факт, что в России пока наблюдается недостаточный уровень интеграции научного сообщества, взаимодействия и сотрудничества представителей различных академических дисциплин, а главное — острый дефицит в концептуальных прорывах теоретического видения современного социального мира. Причины этого многочисленны, и связаны не только с рамками идеологического диктата в советский период. Социальные науки в России (и не только в России) во многом оказались концептуально не готовы к интеллектуальному обеспечению трансформации социетальной системы и нахождению ответов на глобальные «вызовы» современности.

По существу, в новой ситуации мы имеем набор старых социальных рецептов. Так, одна часть политиков, экономистов и социологов, вырядившись в тогу либерализма, повторяет давно зазубренный (но не обязательно усвоенный) урок, что все решат рынок и частная собственность. Другие, облачившись в мантию сторонников социальной справедливости, аналогичным образом рассуждают о необходимости активного государственного вмешательства в экономику. При этом понятия «рынок» и «государство» наделяются какими-то мифическими божественными или дьявольскими свойствами в зависимости от угла зрения или занятой позиции в этом давно замшелом идеологическом споре так называемых индивидуалистов и коллективистов. Между тем, по сути, обе точки зрения представляют собой две стороны одной и той же старой монеты. Характерно, что в России многие представители так называемого коллективистского крыла вполне убедительно критикуют и обвиняют правительство в антиобщественной деятельности, в том, что именно государство несет основную вину за проведение незаконной приватизации, продажу национальных интересов и т.д. Но одновременно они же выступают за расширение роли государства, то есть за предоставление государственным чиновникам дополнительных или неограниченных полномочий, предлагая, таким образом, лечить подобное подобным, что, как правило, приводит к трудно исправимым последствиям. Конечным пунктом такого коллективистского врачевания может быть восстановление высшей и наиболее извращенной формы индивидуализма в виде тоталитарной и авторитарной власти, основанной на полицейских методах хозяйствования и на подавляющих всякую инициативу корыстных интересах бюрократии.

Не менее печальный результат может давать и отстаивание радикально противоположных, на первый взгляд, идей, которые составляют основу вульгарного либерализма. Дело в том, что его сторонники странным образом не замечают монополистических устремлений крупного бизнеса, заинтересованности новых «магнатов» в укреплении своего положения с помощью государственной власти. Более того, псевдолибералы выступают за сохранение за государством монополии на денежную эмиссию.

При этом не учитывается тот факт, что государственное регулирование денежной массы всегда являлось грубым вмешательством в деятельность свободного рынка.

До последнего времени социологам, правда, удавалось относительно успешно отвечать на традиционный для российского общества вопрос: «Кто виноват?». Вполне справедливо говорилось о формах проявления негативных тенденций, обусловленных грубыми просчетами, ошибками и эгоистическими устремлениями, допущенными в процессе социально-экономического реформирования России. Речь идет о становлении (вследствие волюнтаристского вмешательства различных властных структур) квазирыночных отношений в экономике; о разрушении важнейших и перспективных отраслей промышленности и взятии курса на экспортно-сырьевое развитие страны; о глубоком социальном расслоении, снижении уровня и качества жизни основных слоев населения и его обнищании; о сокращении продолжительности жизни и депопуляции; о широком распространении мафиозных структур; о беспрецедентном росте бюрократического аппарата и взаимодействии, а в ряде случаев слиянии государственных структур и криминалитета; о нравственной и физической деградации населения, резком росте различных форм девиантного поведения (преступность, алкоголизм, наркомания, самоубийства и т.д.).

Несколько более сумбурно, но все-таки отвечают социологи и на вопрос: «Что делать?». Сегодня нет недостатка в рассуждениях о важности «снятия» российской экономики с «нефтяной иглы» и ее диверсификации, об обеспечении научно-технического прогресса и расширении малого предпринимательства, о повышении социальной составляющей в деятельности российского бизнеса и «врачевании» коррупции. Однако не случайно «воз и ныне там». Поэтому пришло время дать научный ответ на вопросы: «Как делать?», «Как делать так, чтобы не навредить обществу?» и «Как повысить ответственность власти за негативные социальные последствия совершенных экономических, политических и прочих действий?». 11  Решение этих вопросов — одна из основных задач нашего общества, эффективной социальной политики государства. Теоретическому осмыслению способов решения этих актуальных задач призвана способствовать и современная социология.

Прежде всего важно оглядеться, проанализировать и оценить состояние и этапы формирования социологической мысли в мире, процессы развития, расширения, взаимодополнительности и изменения социальных теорий, блоки социальных задач и разрабатываемые пути их решения. С некоторыми результатами указанного анализа мы и предлагаем ознакомиться читателям данной книги. Сразу оговоримся, что в ней детально не рассматриваются все существующие сегодня теоретические концепции общества и методологии его исследования. Мы хотели прежде всего выделить общие болевые точки, нерешенные вопросы и перспективные направления развития социологии в ее взаимосвязи с задачами и целями разумной социальной политики, а также раскрыть пагубные последствия, которые имеет догматизация и абсолютизация отдельных сторон и направлений социального знания, претендующих на всеобщность и исключительную рациональность своих исходных установок для описания социальной жизни и социальных закономерностей. При этом мы стремились дать читателям возможность не только составить представление об идеях и позициях сторонников тех или иных социологических парадигм, но и ощутить свою сопричастность к решению существующих социальных проблем. Вместе с тем основное внимание в данной монографии уделяется обоснованию нашей собственной позиции и видению социальной действительности, необходимости изменения ракурса зрения на механизмы и условия развития гражданского общества и государства, цели и методы проведения социальной политики в России.

страница загружена



1 В частности, на проявления глубочайшего кризиса современной цивилизации, угрожающие самому существованию человечества, обратила внимания такая международная неформальная организация как Римский клуб, представленный крупнейшими учеными, общественными деятелями и бизнесменами многих стран, наметивший принципы моделирования глобальных проблем современной цивилизации. На первое место была выдвинута проблема экологического состояния жизненного пространства, которое достигло критической черты.
вернуться
2 Штомпка  П. Социология. Анализ современного общества. М., 2005. С. 325-326.
вернуться
3 Достаточно распространенной является точка зрения А. Шнитке, по мнению которого «все наиболее страшные, чудовищные события в истории человечества связаны с новым. Это — страшная Французская революция, Октябрьская революция, все страшное, что связано с реакцией на Октябрьскую революцию в лице фашизма и с тем, что проросло из этого. Все это наиболее страшно обнаруживается в первом воплощении. Дьявол бросается на то, что им еще не испытано». (См.: Беседы с Альфредом Шнитке. М., 2003. С. 139). К сожалению, значительная часть членов общества не обладает достаточным социальным воображением, чтобы понять, что очень многое из того «нового», о котором упоминает А. Шнитке, на самом деле является хорошо забытым или заново отрежиссированным «старым». Если, например, внимательно проанализировать всю социальную картину Французской и Октябрьской революций, то можно обнаружить очень много общего в методах и инструментах их подготовки и реализации. Может даже создаться впечатление, что у них был один режиссер, устроивший один и тот же кровавый спектакль, только в разных местах и с разным составом актеров. В этой связи приходится признать правоту Гегеля, отметившего, что история будет повторяться до тех пор, пока люди не усвоят уроки, которые они должны из нее извлечь. Открытым, правда, остается вопрос о том, смогут ли люди когда-либо извлечь и усвоить уроки истории для того, чтобы прервать цепь ее страшных повторений.
вернуться
4 О таких ограничениях лучше всех протрубил Владимир Владимирович Маяковский в поэме «Октябрь»: «Мы — / голодные, / мы — / нищие, / с Лениным в башке / и с наганом в руке».
вернуться
5 Отметим одно вполне справедливое замечание А. А. Зиновьева о том, что в постсоветской России политические партии и «высшая власть», пытаясь выработать свою идеологию, «идут на поиски национально-русской идеологии. И хотят этого или нет, в подсознании ищущих и творящих идеологии мыслителей маячит образец отвергнутой и поверженной марксистской идеологии». (Зиновьев А. Идеология партии будущего. М.: Алгоритм, 2003. С. 110-111).
вернуться
6 Мамардашвили М. Как я понимаю философию… М., 1990. С. 61-62.
вернуться
7 Корней Иванович Чуковский в своих знаменитых «От двух до пяти» писал: «Из всех недетских песен ребята нашей страны чаще всего слышат „Интернационал“. Эта песня ими чрезвычайно любима, хотя многое в ней он воспринимают по-своему. Я знаю, например, трехлетнего младенца, который, услышав строку „Воспрянет род людской“, воспроизвел ее так: „Воз пряников в рот людской“. Когда я слышу из уст власть предержащих один из приведенных идеологических слоганов, когда я вижу, как с чувством скорой всеобщей правды и добра горят их взоры и до социальной справедливости они уже дотрагиваются рукой, я вспоминаю: „С Интернациона-а-а-алом воз пряников в рот людской“. И я понимаю, что они искренне видят этот рот, этот воз и, кажется, даже добродушное лицо возницы».
вернуться
8 Как показывает практика, глубокое преобразование общества, к которому всегда призывают радикалы, само по себе не может рассматриваться в качестве панацеи или условия обеспечения всеобщего счастья (последнее не бывает всеобщим, оно всегда индивидуально и, как правило, неразрывно связано с понятием несчастья: «не было бы счастья, да несчастье помогло»). Причем когда какое-либо общественное устройство определяют в качестве конечной цели человеческой деятельности, это является одним из наиболее ярких показателей социальной мифологии. При такой постановке вопроса необходимо будет признать или возможность остановки человеческого развития вообще (что на самом деле предполагает не всеобщее счастье, а уничтожение или самоуничтожение человечества), или превращение человека в какое-то иное существо (что равносильно уничтожению человека как вида). Практические действия, основанные на распространении идеологии и социальной мифологии, предполагающих в интересах создания идеального общества изменение человека и человеческой природы, как это было в СССР и национал-социалистической Германии (пусть и с несколько различным «научным» обоснованием применявшихся методов такого изменения) неизбежно связаны с появлением тоталитарного режима. Они всегда заканчивались и будут завершаться новыми холокостами и концлагерями.
вернуться
9 Широко распространившийся в России термин «олигархия» в переводе с греческого языка означает «правление немногих» (считается что греческое слово όλιγαρχία, происходит от соединения древнегреческих слов: όλιγου, «немного», и αρχή, «власть»). Он хотя и может использоваться для определения системы государственной власти в нашей стране в течение многих десятилетий и даже столетий, тем не менее не соответствует тому значению, которое вкладывает в него сегодня большинство россиян. Основная часть населения понимает под олигархами исключительно богатых людей. Вместе с тем для характеристики понятия «власть богатых» существует свой термин — «плутократия» (греческое сложное слово plutokratia, контаминация от πλοτοζ — «богатство» и κρατοζ  — «сила, власть», в итоге — «правление»). Использование этого термина, как нам представляется, в сложившейся российской действительности могло быть более уместным, в том числе для развития у нашего народа социологического мышления. И дело даже не в том, что относительно небольшая часть богатых людей, образовавшаяся по результатам приватизации государственной собственности, правит сегодня политическим балом. Важно понимать, что богатство и собственность эти люди получили по воле государства и его спецслужб, представители которых не только не выпустили саму власть из своих рук, но и не потерпели стремление новых собственников открыто отстаивать собственную точку зрения. Поэтому дело в том эффекте, к которому может привести ассонация, то есть особый род морфологической ассимиляции или народное словопроизводство, когда сближаются два слова, далеко не родственные и не имеющие ничего общего, кроме чисто внешнего сходства своей формы. Поскольку составная часть термина «плутократия» в русском языке созвучна со словом «плут», то его широкое использование может привести к тому, что подобные формы государственного правления будут восприниматься как «плутовская власть». Авторы книги «Бизнес Владимира Путина» (Екатеринбург: Ультра.Культура, 2006, 304с.) — политологи С. Белковский и В. Голышев — предлагают свое определение политической власти современной России. Они полагают, что следует отказаться от использования не термина «олигархия», а таких определений как «авторитарный режим» или «управляемая демократия». По их мнению, мы живем в условиях «клептократии» (производное от понятия «клептомания»: κλέπτειυ  — «воровать»), понимая под этим «власть воров». Авторы считают, что принятие данного термина всеми оппозиционными силами для характеристики политической системы современной России (как и многих стран третьего мира) может стать идеологической основой для консолидации этих сил. Действительно, сегодня одним из основных лозунгов любой оппозиционной силы является: «Власть ворует — долой власть воров!». Однако, во-первых, ответ на вопрос о том, поможет ли консолидация оппозиции на данной основе избавлению нашего общества от «плутовской власти», вызывает большие сомнения. Во-вторых, само понятие «клептомания» означает страсть к воровству не как к сознательному преступному деянию, а в смысле болезненного влечения, что в какой-то степени это воровство если не оправдывает, то способствует более снисходительному отношению к занимающимся им лицам. Более того, у государственной власти могут быть куда более опасные для общества и индивида «болезненные влечения». Правда, если учитывать возможный эффект ассонации, то следует заметить, что слово «клептократия» в русском языке может ассоциироваться с такими словами как «клепать», «стучать», «поклеп». С этой точки зрения понятие «клептократия» может восприниматься в обществе как «власть стукачей» — определение, которое вполне подходит в качестве одной из базовых характеристик тоталитарной плутовской власти: «…Приятно мне в сплошном лесу бутылок / Увидеть даже лица стукачей» [Юз (Иосиф Ефимович) Алешковский (род.1929)].
вернуться
10 Напомним высказывание, которое приписывается французскому философу, экономисту и государственному деятелю, министру финансов (1774-1776 гг.) при короле Людовике XVI Ж. Тюрго (Turgot, 1727-1781): «Дайте мне пять лет деспотизма — и Франция будет свободна». Право на пять лет деспотизма Тюрго не получил, несмотря на первоначальную поддержку короля и ряда влиятельных лиц из его окружения. В течение двух лет, когда Тюрго фактически возглавлял правительство, он являлся сторонником монархии и противником идеи всеобщего равенства. Но при этом он пытался бороться с любыми формами проявления монополизма в экономике и необоснованными привилегиями дворянства и духовенства, развивать свободу торговли и способствовать росту конкуренции, осуществлять реформу государственного управления и либеральные изменения в социальном устройстве. Проведение указанных реформ в дальнейшем будет требованием французских революционеров. Однако среди тех, кто позже встанет у руля Французской революции, будет находиться много лиц (из числа всех сословий), которые до этого единым фронтом выступили против реформ Тюрго и способствовали его отставке. Интересно, что незадолго до своей отставки Тюрго обратился с пророческим письмом к Людовику ХVI, в котором обрисовал всю смуту, которая господствует в умах общества и власти, отсутствие единства в министерстве, безответственность парламента, тесно связанного с придворными кругами, вечно интригующими и стремящимися наживаться за счет казны, и без того разоренной. При этом Тюрго открыто указал на опасные последствия такого положения дел для самого короля. Он также предсказал, что в случае его отставки вся буря негодования обратится на «слабого и неопытного короля», которая его обрушит, и он падет, увлекая в своем падении и королевскую власть. При этом Тюрго еще и сослался на примеры из прошлого: на судьбу Карла IХ во Франции и Карла I в Англии. Крик отчаяния Тюрго не был услышан, и его пророчество сбылось. Зная последующую историю России, да и сегодняшнее положение дел в нашей стране, приходится в очередной раз убеждаться, что государственная власть, как правило, оказывается неспособной учиться и извлекать уроки из исторического опыта.
вернуться
11 В этой связи стоит подумать об установлении обязательного отчисления государственными чиновниками различного ранга страховых взносов для формирования страхового фонда, задачей которого было бы возмещение ущерба гражданам, нанесенного действием (бездействием) представителей органов государственной власти. Распространенную сегодня практику возмещения такого ущерба исключительно за счет государственного и местных бюджетов, то есть за счет всех налогоплательщиков, вряд ли можно определить и как социально справедливую, и как способствующую повышению социальной ответственности власти.
вернуться



СОЦИАЛЬНАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И ПОЛИТИКА
Введение