Вернуться к списку публикаций
увеличить/уменьшить шрифт
Все права на данную публикацию принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной публикации полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия публикации, её автора и адреса публикации в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной публикации присылайте на адрес электронной почты: .
страница загружена

Владимир Мартыненко

СОЦИАЛЬНАЯ МАТРИЦА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

МОСКВА, 2008. ISBN 5-902936-08-X

МОНОГРАФИЯ

Введение
Социальное поле политической науки

Фокус «социального государства»

Социально-политические уроки приватизации
Социальная эпистемология концептуальных «завалов» политического и гражданского общества
Социальное звучание новой теоретической базы политологии
Заключение
Чем могущественнее государство и чем более политической является вследствие этого страна, тем менее она склонна понимать общий принцип социальных недугов и искать их корень в принципе государства, т.е. в нынешнем устройстве общества, чьим деятельным, сознательным и официальным выражением является государство.
К. Маркс 23 
В

 РОССИИ с начала 1990-х годов вместо устаревшего советского «идеологического пакета», провозглашавшего («прикрывая» политический смысл 6-ой статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС) наличие «социалистического общенародного государства» как государства, «выражающего волю и интересы … трудящихся всех наций и народностей страны», в политический и научный оборот было внедрено понятие «социальное государство». Положение о «социальном государстве» получило закрепление в статье 7 Конституции Российской Федерации, принятой на референдуме 24  12 декабря 1993 года. «Российская Федерация, — записано в Основном Законе страны, — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Это конституционное положение вызвало новую политическую волну идеологического тумана, накрывшую российское общество.

Если разобраться, то нельзя не признать, что любая конструкция, называемая государством, не может не быть социальной. Социум есть условие или среда, в которой возникает сама возможность государства. И любое государство как социальный институт всегда было призвано или вынуждено в той или иной степени выполнять определенные социально значимые функции (обеспечение безопасности и правопорядка, решение спорных вопросов между членами общества, защита окружающей среды, создание системы социального страхования и т.д.). В этой связи словосочетание «социальное государство» чем-то напоминает выражение «масло масленое». Но дело не в этой тавтологии (хотя всем известно: сколько ни говори слово «халва», во рту слаще не станет), которая кому-то может показаться безобидной, а сохранившим в себе известную долю наивности — даже вполне уместной с точки зрения постоянного напоминания представителям государственной власти о ее истоках и задачах (мол, «повторение — мать учения»). Дело в том, что сама социальная сфера при таком подходе начинает также рассматриваться исключительно как объект управления со стороны государства, что указывает на наличие априорных предпосылок в мышлении представителей государственной власти и части общества, которые сложились в период существования тоталитарных режимов. 25  Дело еще и в том, что современная история уже знала один государственный режим, имевший название «социальный», о котором политики в России и за рубежом почему-то предпочитают не вспоминать. Речь идет о марионеточном режиме, установленном в 1943 г. национал-социалистической Германией в Италии, который получил название «Социальная республика Италия» (Repubblica Sociale Italiana). Если в России речь идет о подобном повторении, то это означает, что история нас ничему не научила. 26 

Указание в качестве цели политики российского «социального государства» на «свободное развитие человека» мало что значит. Сама по себе эта фраза во многом аморфна и неконкретна. В абстрактной форме понятия «свобода» и «свободное развитие» лишены своего исторического и социального содержания. Реальное значение указанные понятия обретают лишь в конкретной исторической и социальной обстановке, проявляясь как необходимость устранения некоего внешнего препятствия, сопротивление гнету; все эти обстоятельства начинают затруднять развитие человека как социальной личности. При этом любой человек, развиваясь в обществе, по определению, вынужден постоянно испытывать ограничения и давление со стороны социальных институтов, установленных законов, норм, обычаев и т.п., что в определенных пределах следует рассматривать в качестве естественного и необходимого явления общественной жизни. Иное дело, что, с одной стороны, указанные ограничения не являются раз и навсегда установленными, они объективно меняются под давлением потребностей социально-экономического развития, каждый раз наполняя понятие «человеческая свобода» конкретным содержанием. С другой стороны, существует постоянная угроза вырождения ранее достигнутых свобод отдельных социальных групп и индивидов в привилегии и монополии. Поэтому политически значимым являлось бы указание на то, что в задачу государства входит создание условий (или хотя бы — устранение препятствий) для неопределенно разнообразной человеческой деятельности, способствующей раскрытию возможностей и способностей индивидов как социальных личностей. 27 

Однако такой подход, похоже, противоречил идее замены в сознании масс прежней идеологической установки, представлявшей их жизнь как движение от «социализма» к «коммунизму», на новую утопическую идею, 28  предполагавшую возможность превращения «социального государства» в «государство всеобщего благоденствия». За таким подходом скрывались конкретные эгоистические интересы определенных политических сил и социальных групп, в том числе тех, кто активно «зарабатывает» на государственных социальных программах. Более того, за идеей «государства всеобщего благоденствия» реально пряталось лицемерное стремление представителей государственной власти уйти от ответственности за допущенные крупномасштабные просчеты в экономике и одновременно устанавливать «полезность» или «бесполезность» членов общества, что является не просто порочным, но и крайне реакционным с точки зрения потребностей и условий социально-экономического развития общества. 29 

Это стремление в полной мере проявилось в процессе передела государственной собственности и создании видимости законности ее приватизации. Кстати, ее результаты лишний раз подтвердили нерешенность основной проблемы и задачи, которая заключается не в создании «социального государства», а в обеспечении социальных условий для появления ответственного государства и реализации на практике принципа разделения властей.

Не случайно, несмотря на формальный отказ политической власти от коммунистической идеологии, понимания теоретических ошибок «единственно верного учения» 30  не было достигнуто, и они продолжают оказывать негативное влияние на процесс принятия политических решений и практику государственного регулирования социально-экономической деятельности. Не наблюдается у представителей государства и понимания либеральных принципов, не говоря уже об их критическом осмыслении и преодолении существующих недостатков современного либерализма. Характерными для представителей власти суждениями, касающимися области социальной деятельности, стали логически абсурдные утверждения о том, что вначале нужно обеспечить рост производства, «реального сектора экономики», а уже на основе этого решать социальные задачи. 31  Такая позиция свидетельствует об игнорировании нашим «социальным государством» того факта, что, с одной стороны, уровень социально-экономического развития, богатство страны определяется качеством уровня жизни людей, а, с другой, повышение уровня жизни людей является необходимым условием роста ее экономического благосостояния.

По-прежнему игнорируются результаты системного анализа социальных процессов и выявленные российскими учеными системообразующие факторы, определяющие современное состояние российского общества и отражающие основные его противоречия. Между тем, этот анализ позволяет сделать вывод о наличии в обществе неадекватной системы прав и обязанностей социальных субъектов и социальных групп, о дефектах организационной и институционально-правовой структуры, низком уровне социальной интеграции, недостатках в развитии основополагающих сфер жизнедеятельности общества.

Несмотря на различные заверения представителей правительства, на деле государственная власть в России практически с самого начала провозглашения идеи «социального государства» не проявляет реальной заинтересованности в четком функционировании рыночных институтов, что предполагает, в частности, обеспечение гарантии прав кредиторов и реализацию принципа равных прав при равной ответственности. Один из показателей такой незаинтересованности заключается в том, что политическая элита не может определиться, кому принадлежит jus primаe noctis 32  на государственную собственность, использование которой, к сожалению, по прежнему, осуществляется по принципу: «имеешь то, на чем сидишь». 33 

На практике, правда, этот принцип облекается в идеологическую форму, символизирующую заботу об усилении государства. Заметим, что дискуссии на тему сильного государства, как правило, всегда возникали и возникают в ситуации фундаментальных преобразований, радикального разрыва с привычной повседневностью, когда крайне затруднено само социальное конструирование реальности. Считается, что сильное государство уважают и боятся одновременно. Вместе с тем, давно известно, что апелляции к страхам создают благоприятные условия как для захвата власти, так и для ее удержания. Представители государственной власти прекрасно понимают, что причины человеческого страха уходят в глубины бессознательного, иррационального. Страх — это то, что мы унаследовали от животного мира, реакция живых существ на опасность и угрозу. Не случайно, китайский иероглиф (zh_- ch_n), с одной стороны имеет значение «государь и подданные», а с другой — выражает восклицание испуга или изумления. Государственной властью нередко эксплуатируется человеческое чувство страха, причем, как правило, одновременно с чувством надежды. Страх как боязнь насилия и надежда, что этого насилия не будет, — они всегда идут рядом друг с другом. Метод «кнута и пряника» является универсальным средством для реализации целей насилия. 34  Поэтому государственные структуры, стремясь сохранить свою власть, либо пытаются скрыть различные опасные для жизни людей явления и события (как, например, Чернобыльскую катастрофу), опасаясь (и не без основания) не столько негативных последствий массовой паники для самих людей, сколько возможности использования панического страха в обществе для смены политического режима. Либо наоборот, культивируют чувство страха (если его происхождение не может быть непосредственно связано с деятельностью данной политической власти, как, например, международный терроризм) 35  для сохранения и усиления своего влияния в обществе.

Во многом с эксплуатацией государственными структурами психологических факторов страха и надежды и связано распространение идеологии сильного государства как необходимого условия того, чтобы граждане могли рассчитывать на получение, по крайней мере, биологического минимума, который необходим им для проживания. Однако у идеи сильного государства всегда имеются как сторонники, так и противники. Среди последних находятся не только приверженцы либерализма, но и те, кого устраивает ситуация политической и правовой неопределенности в стране, и кто использует либеральные принципы для достижения собственных эгоистических интересов, например, личного обогащения. Этот факт обеспечивает сторонникам «сильной руки» возможность обрести поддержку со стороны широких слоев общества. 36  При этом укрепление государства, повышение уровня управляемости общественными делами преподносится одновременно с утверждениями о том, что «сильное государство обязательно должно быть правовым государством». Однако, те, кто попадается на удочку этого красивого лозунга, поддерживая идею сильного государства, часто не осознают того, что фактически являются сторонниками не силы права, а «права сильного» в исполнении политической власти, действующей по формуле: «победителей не судят». Здесь уместно будет вспомнить и изречение Ш. Монтескье (1689-1755): «Если принцип деспотического государства — страх, то цель его — тишина; но это не тишина мира, а затишье города, ожидающего вступления неприятеля». 37 

За обоснованием необходимости сильного правового государства, как правило, стоит попытка легитимации наиболее грубых и жестоких форм государственного насилия под прикрытием утверждений, что закон един для всех, и даже если закон плохой, то он все равно закон и его необходимо соблюдать. Тем самым подтверждается актуальность и злободневность старых русских пословиц, таких как «закон паутина: шмель проскочит, муха увязнет», «закон, что дышло, куда хочешь, туда и воротишь». 38  Сегодня к ним добавляются и новые поговорки: «законы святы, да судьи супостаты»; «ошибки прошлого — строительный материал политики настоящего»; «процесс создания правового государства завершится, по-видимому, Судным днем». 39 

Конечно, указанные проблемы и противоречия в той или иной степени характерны для деятельности любого государства, поскольку оно обладает монопольным правом на применение насилия. Даже если считать, что это право исторически было предоставлено ему для «служения общему интересу», то, как и любое другое монопольное право, оно формирует условия и предпосылки для того, чтобы под видом общественных интересов реализовались эгоистические устремления представителей государственной власти, которые часто стремятся легитимировать и нелегитимное насилие. 40  При этом важно помнить, что, как правило, внутренняя политика государства (если, конечно, это государство не представляет собой вариант администрации колонии), формы и направления использования государственного насилия внутри страны во многом определяют и его позицию в отношении применения насилия на международной арене. Но во всех случаях, когда внутренняя политика государства грубо противоречит общим интересам и потребностям развития гражданского общества, его внешняя политика никогда не будет нацелена на обеспечение социально-экономического развития своей страны, а будет диктоваться политическими амбициями самой власти. 41 

Вместе с тем, вряд ли можно говорить о наличии у государства реальной силы, если его деятельность не обеспечивает создание условий для социально-экономического развития страны, включая необходимый уровень социальной интеграции и социального взаимодействия, характеризуемый, в частности, полновесными кредитными отношениями в обществе, проявлением предпринимательской инициативы; полноценным разделением труда, позволяющим реализовать социально-экономический, научно-технический и человеческий потенциал общества, ростом объемов и расширением структуры производства товаров и услуг. Когда сила государства формируется лишь посредством укрепления властных отношений, сопровождаемого мерами по ограничению свободы творческой и экономической деятельности граждан, вмешательством государственных структур в их жизнь, то от этого страдает легитимность государственных структур как органов порядка. 42  Иными словами, в обществе ставится под сомнение именно «правовой» характер сильного государства. 43  Говоря словами американского социолога И. Валлерстайна (род. 1930), все это имеет своим следствием «издержки как в экономическом плане, так и в плане безопасности, что в свою очередь будет питать еще большее обострение напряженности, за чем последует дальнейшее ослабление легитимности государственных структур». 44  Симптомами подобного положения дел являются и существенно возросшее чувство незащищенности членов общества, их озабоченность преступностью, немотивированным насилием, грубостью и жестокостью органов государственного правопорядка, невозможностью добиться справедливости в судебной системе и т.д. Эти симптомы можно рассматривать как форму проявления хаоса в государственной системе и показатель истощения ресурсов данной политической власти, изношенности механизмов обеспечения не только безопасности общества, но и самого государства, правящих элит.

В современной российской действительности указанные симптомы проявляются еще и в том, что, с одной стороны, само «социальное государство» превращается в самого крупного бизнесмена. А с другой стороны — от бизнеса требуется выполнение социальных функций. Но тогда возникает вопрос: а где государство? В чем заключаются его задачи, функции и ответственность? Ответ на этот вопрос, мы, к сожалению, получаем только в виде отголосков политической борьбы «под ковром» между представителями различных силовых структур, которые, кстати, сам лозунг «социальной ответственности бизнеса» восприняли как усиление ответственности бизнес-сообщества перед государством, чьем олицетворением себя и считают. 45  Получается, что сама власть не стремится выполнять государственные функции, забывает о своей ответственности, не учитывая, однако, ограниченный объем своего ресурса при продолжении такой политики.

Данное обстоятельство и складывающаяся социально-политическая ситуация говорят также о том, что ни власть, ни общество так и не извлекли уроки из проведенной приватизации государственной собственности. Заметим также, что подготовленный Счетной палатой РФ доклад об итогах приватизации государственной собственности в 1993-2003 годах так и не стал предметом обсуждения в Государственной Думе Российской Федерации. Однако сам факт появления данного доклада свидетельствует об актуальности не только политических, но и теоретических проблем, связанных с вопросами приватизации и частной собственности, условиями функционирования нашего общества и перспективами его развития. Дело в том, что доклад (аналитическая записка) Счетной палаты Российской Федерации затрагивает не только вопросы соответствия приватизационных процессов действующему законодательству, но и проблемы государственного устройства, эффективного функционирования государственных институтов, реализации на практике принципа разделения властей.

Главная нерешенная проблема, о которой свидетельствует этот доклад, — это проблема обеспечения ответственности государства перед обществом и реализации на практике принципа разделения властей. Если мы не решим эту проблему, то действия власти, которые могут обосновываться стремлением исправить выявленные Счетной палатой нарушения в процессе приватизации, скорее всего, приведут к не менее негативным социально-экономическим и социально-политическим последствиям, чем те, которые повлекли за собой сами нарушения. Поэтому рассмотрим эту тему несколько подробнее в следующей главе данной монографии.

страница загружена



23 Маркс К. Критические заметки к статье «Пруссака»… // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М.: Политиздат, 1955. Т. 1. С. 441.
вернуться
24 В голосовании (референдуме) по проекту новой Конституции приняли участие 58 млн. 187 тыс. 755 избирателей, или 54,8% зарегистрированных избирателей. За принятие Конституции проголосовало 32 млн. 937 тысяч 630 избирателей, т.е. 58,4% избирателей, принявших участие в голосовании, или 31,0% от общего числа зарегистрированных избирателей. Конституция вступила в силу 25 декабря 1993 года, с момента ее официального опубликования.
вернуться
25 Вспоминается известный в свое время анекдот о посещении Сталиным сумасшедшего дома. «Бравое начальство сумасшедшего дома, узнав о намерении Сталина посетить их „богадельню“, изрядно перепугалось и решило научить всех сумасшедших кричать здравницы в честь вождя: „Здравствуй, наш великий Сталин; вождь примерный и отец родной!“. Научили. Но, как это часто случается в жизни, особенно в жизни сумасшедшего дома, сценарий встречи был несколько нарушен. В общей толпе кричавших оказался один человек, который молчал. Естественно, Сталин интересуется, почему он не кричит. Человек отвечает с искренней наивностью придурка (страна дураков умнеет придурками): „Ведь не сумасшедший я. При больнице здешней дворник. Вот работа в чем моя“». В нашей жизни так много еще остается социально смешного, что плакать хочется всегда. Не хотелось бы, чтобы модель социального государства превратилась в аналог такого сумасшедшего дома.
вернуться
26 Напомним, что 5 февраля 1990 года в Москве была организована многотысячная (200 тысяч человек) демонстрация протеста, предшествовавшая расширенному пленуму ЦК КПСС, на котором было решено отказаться от закрепления в Конституции СССР статьи 6, легитимирующей нелегитимную государственную власть — «руководящую роль» КПСС, установить многопартийную систему и ввести пост президента СССР. Юридически указанное решение было закреплено в марте на внеочередном съезде народных депутатов [Закон СССР от 14 марта 1990 г. № 1360-I «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) СССР» (подробнее]. По прошествии пятнадцати лет, в течение которых понятия «демократия», «многопартийная система» и «гражданское общество» были в значительной степени дискредитированы, в стране началось формирование «мутанта КПСС» — под прикрытием лозунга о целесообразности повышения ответственности политических партий. Но пока единственной составляющей идеи создания двух- или максимум — трехпартийной политической системы, которая все больше напоминает конфигурацию из трех пальцев, является воссоздание несколько позабытого образа КПСС в виде «сливающихся в едином порыве» КПРФ и «Единой России», разбавленных право-левыми «уклонистами» (чтобы было легче колебаться вместе с линией партии) из «либеральных демократов» (поддерживающих любую идею лидера: и сапоги мочить в Индийском океане, и террористов в сортире) и «яблочного СПСа», пока заполняющими спектр новых «юных ленинцев» (с их вечным нытьём — «партия, дай порулить» и задорным фрейдистским лозунгом пионерии — «всегда готов!»).
вернуться
27 Приведем в этой связи несколько цитат из работы «О пределах государственной деятельности» известного немецкого философа и государственного деятеля Вильгельма фон Гумбольдта (Karl Wilhelm Freiherr von Humboldt, 1767-1835): «Возможность высшей степени свободы необходимо требует как высшей степени образования и меньшей потребности отдельных людей действовать однообразными, скученными массами, так и большей силы и более разнообразного умственного и нравственного богатства отдельных действующих личностей… Между той свободой, к которой нация стремится, изменяя свои учреждения, и той, которую уже устроенное государство может дать, существует такое же соотношение, как между надеждой и наслаждением, между планом и его осуществлением… Разнообразие, происходящее от союза многих, есть величайшее благо, даваемое обществом, и это разнообразие несомненно теряется по мере государственного вмешательства… Подавляющая власть государства препятствует свободному проявлению сил… Государственные мероприятия всегда более или менее сопряжены с принуждением, но и в том случае даже, когда его нет, они слишком приучают человека более ожидать чужого поучения, чужого руководства, чужой помощи, нежели самому искать для себя исхода.» (Гумбольдт, Вильгельм фон. О пределах государственной деятельности. М.: Социум, Три квадрата, 2003. С. 7-23).
вернуться
28 Заметим, что утопичность любой идеи или теории, любой социальной мифологии определяется не тем, что положения этих теорий не могут быть на каком-то коротком историческом отрезке времени реализованы на практике. Утопичность заключается в притязании данных идей и теорий на прогрессивность и гуманизм. История свидетельствует, что отдельные элементы в составе социальной мифологии, пусть и в урезанном виде, вполне могут воплотиться в жизнь. Но результаты, получаемые в процессе их воплощения и применения, всегда коренным образом отличаются от заявленных целей и оказывают крайне негативное воздействие на возможности и условия человеческого развития. Любые практические шаги в области государственной политики и совершенствования социальной организации должны оцениваться с точки зрения их влияния на условия взаимодействия индивидов в направлении наиболее эффективного использования имеющихся ресурсов и человеческого потенциала, повышения уровня свободы человеческого творчества. Но это не означает, например, замену одних человеческих качеств иными, якобы более прогрессивными, совершенными или полезными, и не имеет никакого отношения к достижению всеобщего счастья или всеобщего благоденствия. Речь может идти лишь о раскрытии этих качеств в бесконечном разнообразии форм их проявлений в процессе взаимодействия с природной и социальной средой, что предполагает более внимательное отношение к социальной оценке роли и возможностей каждого индивидуума.
вернуться
29 Никто не может точно предсказать и представить, какие человеческие качества и способности могут оказаться необходимыми и востребованными при том или ином уровне социального и научно-технического развития, при изменении природной и социальной среды.
вернуться
30 См., например, выступление Ю. Афанасьева «Единственно верное учение, и КГБ — гарант его» в Московском государственном историко-архивном институте 31 октября 1989 года после советско-японского симпозиума. (подробнее).
вернуться
31 Типичным примером такого подхода явилась провозглашенная президентом В. В. Путиным в 2003 г. задача удвоения валового внутреннего продукта (ВВП). Кстати, до сих пор не понятно, почему было предложено удвоить ВВП, а не увеличить его, скажем, в полтора или три раза? Ведь никто реально не рассчитывал уровень фактического и возможного использования научно-технического и социально-экономического потенциала России в случае принципиального изменения налоговой, таможенной и денежно-кредитной политики государства. В основном все прожекты правительства, касавшиеся и касающиеся перспектив повышение показателя ВВП, основываются на благоприятной динамике мировых цен на нефть и другие сырьевые ресурсы, на прогнозах увеличения стоимости российского экспорта. Однако даже если за счет этих факторов поставленная задача удвоения ВВП и будет выполнена, то при сохранении существующих социально-экономических диспропорций, продолжающейся деградации целых отраслей и регионов это не будет свидетельствовать о социально обоснованной деятельности и политике государства. Более того, уже сегодня ясно, что сам расчет размеров ВВП, скорректированный к тому же на нереально низкие подсчеты «съедающей» этот рост инфляции, оказывается ярким подтверждением определения статистики как лжи в кубе, затрудняющей принятие правительством экономически обоснованных политических решений. Не следует забывать, что в свое время, теряя чувство реальности, политическое руководство СССР стремилось вдохновить «подшефный народ» и повысить свой авторитет путем определения и установления светлых горизонтов: то коммунизм к 1980 году построить, то каждой семье к 2000 году отдельную квартиру или дом дать. Причем с идеологической точки зрения нынешний лозунг российской власти существенно уступает тем, которые выдвигало советское руководство. В отличие от них он не понятен значительной части населения страны. Не удивительно в этой связи, что практически сразу после провозглашения тезиса об удвоении валового внутреннего продукта президентом В. В. Путиным появились саркастические сравнения аббревиатуры данного показателя и инициалов президента.
вернуться
32 Право первой ночи (лат.)
вернуться
33 В принципе, это естественно с точки зрения потребностей и биохимии человеческого организма, а именно его безусловных рефлексов (согласно академику Павлову): хватательных, глотательных, сосательных и так далее. Однако это не может быть оправдано с точки зрения потребностей социально-экономического развития общества. При таком подходе страна и государственная власть превращаются в подобие так называемого «сталинского буфета». Известно, что И. В. Сталин лично контролировал размеры зарплаты своего окружения вплоть до зарплаты буфетчицы, у которой она была установлена на исключительно низком уровне. Понимая, что на такую зарплату прожить невозможно, Сталин знал, что буфетчица будет «кормиться» за счет правительственного буфета. Понятно, что буфетчица, как и большинство советских граждан, попадали в особое советское рабство, или специфическую форму крепостничества, когда условия жизни напрямую зависели от сохранения или получения места работы. Причем, с одной стороны, самостоятельно поменять указанное место работы было достаточно трудно. В том числе по причине того, что, например, та же буфетчица всегда была «на крючке» у правоохранительных органов, которые в любой момент могли ей предъявить обвинение в воровстве и расхищении «социалистической собственности». А с другой стороны — потеря места работы во многом означала лишение средств к существованию. Аналогичная ситуация наблюдалась в различных сферах и на всех уровнях власти. Более того, продвижение по социальной лестнице к вершинам власти часто оказывалось невозможным для человека, на которого у правоохранительных органов не имелось достаточного количества компромата. В результате, во-первых, укреплялся принцип узаконенного воровства и всеобщей круговой поруки, подкрепленной идеологическими лозунгами типа — «все вокруг колхозное, все вокруг — мое», и закреплялось нищенское существование основной массы населения — во-вторых. Постоянная идеологическая обработка и одурманивание масс, и как следствие — психические расстройства, или окостенелый цинизм, или превращение в зомбированного представителя коллективной идентичности. В современных условиях роль сталинской буфетчицы фактически унаследовали российские государственные чиновники. Только вместо буфета у них места в советах директоров крупных квазигосударственных компаний или банках, а также право распоряжения финансовыми потоками и неофициального участия в доходах приватизированной государственной собственности. Проблема, однако, в том, что эти права в основном сохраняются только на период нахождения чиновников при власти, и в случае потери данной власти их никто не гарантирует.
вернуться
34 Отметим в этой связи представленный в «Государстве» Платона (428-348 до н.э.) социально-психологический портрет тирана и процесс становления государственной тирании, который в основных своих формах неоднократно воспроизводился в жизни на протяжении всей истории человечества. «В первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздает землю народу и своей свите. Так притворяется он милостивым ко всем и кротким. … Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе… да и для того, чтобы из-за налогов люди обеднели и перебивались со дня на день, меньше злоумышляя против него… А если он заподозрит кого в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны. … Но такие действия делают его все более и более ненавистным для граждан. … Между тем и некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему недовольство всем происходящим — по крайней мере те, кто посмелее. … Чтобы сохранить за собой власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился. … Значит, тирану надо зорко следить за тем, кто мужествен, кто великодушен, кто разумен, кто богат. Велико же „счастье“ тирана: он поневоле враждебен всем этим людям и строит против них козни, пока не очистит от них государство… [Это очищение] противоположно тому, что применяют врачи: те удаляют из тела все наихудшее, оставляя самое лучшее, здесь же дело обстоит наоборот… О его „блаженстве“ говорит и стоящий перед ним выбор: либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью». (Платон. Государство. Книга восьмая).
вернуться
35 Рассматривая взаимоотношения государственного насилия и терроризма, не стоит забывать, что в переводе с французского «террор» — это ужас, который является самой главной психологической составляющей насилия. Определение цели террора «убить одного и запугать сто» часто приписывается древним китайцам. В современной интерпретации это выражение, правда, приобретает новый масштаб: убить сотни и запугать миллиарды. В результате терроризм начинает рассматриваться как способ ведения иррегулярной войны. Но это некорректно. В действительности все войны иррегулярны, и китайцы, кстати сказать, к определению цели терроризма «притянуты за уши». Дело в том, что проблема цифр не так важна в иероглифах: китайцы с помощью них всегда выражали качественную сторону и очень редко количественную сторону явления, что при таком населении вполне объяснимо. Не следует забывать, что существует и государственный терроризм, и государственный террор. Сегодня отсутствует международное право, которое бы жестко разделяло такого рода понятия и деяния. Отсюда дуальность терминологии — всегда кто-то будет называть одно и то же деяние терроризмом, а кто-то — освободительной борьбой. Можно согласиться с точкой зрения И. Рамоне, который подчеркивает, что корни проблемы современного терроризма и исламского экстремизма «связаны с провалом социально-экономической политики недемократических, зачастую коррумпированных государств, равно как со стремлением взять реванш со стороны масс, обездоленных, оставленных на обочине и отверженных в ходе проведенной кое-как модернизации. Фактически мы являемся свидетелями того, как под прикрытием религиозного экстремизма прорываются на политическую сцену народы арабского мира, скованного авторитарными режимами». (Рамоне И. Геополитика хаоса. М., 2001. С. 15).
вернуться
36 В России с помощью перманентной войны «с несправедливо нажитыми трудовыми доходами» всегда можно на некоторое время отвлечь «трудящиеся массы» от своих проблем и от их неудовлетворенности деятельностью государственных структур. Так что многое в стране происходит в соответствии с китайским выражением — «после кампании по борьбе против зол на рынке чувствуется новая атмосфера». «Все взять и поделить!» (М. Булгаков «Собачье сердце») является тем лозунгом, который, по-прежнему, находит широкую поддержку среди различных слоев населения (правда, до тех пор, пока он не затрагивает их собственные интересы). О подобной практике в деспотических государствах писал в своем труде «О духе законов» и Ш. Монтескье: «Государство не может быть несправедливым, не имея в своем распоряжении рук, посредством которых эти несправедливости совершаются. Но невозможно допустить, чтобы эти руки не порадели и о самих себе, поэтому расхищение государственной казны становится в государствах деспотических явлением естественным. Ввиду обычности этого преступления там полезны конфискации. Ими утешают народ; они доставляют государю обильную денежную дань, которую ему было бы трудно собрать со своего разоренного народа; в этих государствах нет ни одной семьи, которую желали бы сохранить». (Монтескье Ш. Л. О духе законов. Кн. V, Гл. XV).
вернуться
37 Монтескье Ш. Л. О духе законов. Книга V, Глава XIV.
вернуться
38 Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1978. Т 1. С.589.
вернуться
39 Шебаршин Л. В. Хроники безвременья. Заметки бывшего начальника разведки. М.: «Русский биографический институт», 1998. С.18,91.
вернуться
40 «Бесы» Достоевского, по словам Анджея Вайды, возвращались в Россию ХХ столетия, и этот возврат давал о себе знать в преступлениях тоталитарной системы. Возвращаются они и сегодня, даже не стремясь при этом «завладеть душой человека, им достаточно послушания и слепой покорности…». Когда происходит, например, взрыв в метро, нам сразу же называет виноватых. Они знают о нашем беспокойстве, о желании поскорее найти крайнего и делают это — успокаивают, находят. На время снимается проблема и «человеку остается только быть счастливым». Казалось бы, опыт прошлого должен был чему-то научить нас, люди могли бы уже понять, что всеобщее счастье невозможно, но опасность возвращения тоталитаризма существует всегда. Однако если проанализировать менталитет властной элиты и «подшефного народа», то можно обнаружить, что «вчерашний день» норовит «сегодня» перекантоваться в «завтра». Как тут не вспомнить «философское» изречение Дж. Буша: «Завтра будущее будет лучше».
вернуться
41 Отметим в этой связи замечание, сделанное российским социологом А. Зиновьевым (1922-2006), который, характеризуя современное состояние российской политической системы, сказал: «Президент является частью определенной системы власти. И определенной социальной организации. Он целиком и полностью соответствует этой системе. Как сложилась то, что я называю псизмом — постсоветская система, то есть гибрид из советизма, западнизма, дореволюционного феодализма — вот этот гибрид существует. Путин адекватен этой системе. Эта система создавалась сначала Горбачевым, затем Ельциным. Путин — третий этап. Его функция заключается в том, чтобы легитимировать эту систему. Это легитимирование, то есть узаконивание Ельцинизма. И ничего другого тут быть не может. Ведь все остается так, как это было сделано в ельцинские годы. И если бы спросили — а может ли президент сделать что-то такое, выходящее за рамки — я отвечу — нет, это исключено. В той социальной системе, которая сложилась, и в той системе власти и управления, что-то из ряда вон выходящее никакой президент сделать не может. Кого угодно туда поставьте, хоть сверхгения. Хотя появление сверхгения в такой системе просто невозможно. Кого угодно поставьте — он будет действовать лучше, хуже — но определенно в этих рамках. Не стройте никаких иллюзий». (подробнее).
вернуться
42 «Народу давно разъяснили, кто повинен в тяжелом положении страны. Теперь ведется выяснение, кто виноват в его ухудшении». «Марш реформ — все больше тех, кто хотел бы брать взятки, и все меньше тех, кто в состоянии их дать». «Всех волнует лишь один вопрос: «Кто будет отвечать?». (Шебаршин Л. В. Хроники безвременья. Заметки бывшего начальника разведки. М. 1998. С. 9,96.).
вернуться
43 Современным сторонникам и приверженцам идеи «сильной руки», понимаемой как синоним сильного государства, можно напомнить слова, сказанные пять веков назад Н. Макиавелли (1469-1527), который на примере критики исторической роли Цезаря давно уже вынес приговор данной идее и системе власти. «Пусть никого не обманывает, — писал Макиавелли в „Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия“, —  слава Цезаря, как бы сильно ни прославляли его писатели, ибо хваливших Цезаря либо соблазнила его счастливая судьба, либо устрашила продолжительность существования императорской власти, которая, сохраняя его имя, не допускала, чтобы писатели свободно о нем говорили… Если бы история римских императоров была как следует рассмотрена, она могла бы послужить хорошим руководством для какого-нибудь государя и показать ему пути славы и позора, безопасности и вечных опасений за собственную жизнь. Ведь из двадцати шести императоров от Цезаря до Максимилиана шестнадцать были убиты и лишь десять умерли своей смертью…. Он увидит, как в Риме совершаются бесчисленные жестокости, как благородство, богатство, прошлые заслуги, а больше всего доблесть вменяются в тягчайшие преступления, караемые смертью. Он увидит, как награждают клеветников, как слуг подкупают доносить на господ, вольноотпущенников — на их хозяев и как те, у кого не нашлось врагов, угнетаются своими друзьями. Вот тогда-то он очень хорошо поймет, чем обязаны Цезарю — Рим, Италия, весь мир». (Макиавелли Н. Государь. Сочинения. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс; 2001. С. 148). Российская и советская история изобилует множеством многоликих «цезарей», но мы по-прежнему наступаем на одни и те же политические грабли. Отметим, что представители власти всегда были заинтересованы в том, чтобы оттолкнуть значительную часть честных людей от внимательного изучения произведений Макиавелли, изображая его творцом и типичным представителем реакционной политической школы, основанной на убийствах, клятвопреступлениях, измене, терроре, стремлении к порабощению и т. п. Не случайно само имя Макиавелли было обращено в имя нарицательное, использовавшееся для указания на беспринципного политика, деятельность которого характеризуется хитростью, лицемерием и недобросовестностью, а «макиавеллизмом» назвали политику, отличающуюся полным отсутствием честности и справедливости, преследующую успех и власть, достигаемые любыми средствами. К сожалению, и сегодня даже в учебниках по политологии можно встретить подобную точку зрения, сторонники которой либо внимательно не читали Макиавелли, либо просто закрыли глаза на то, что в произведениях этого философа достаточно четко прорисовывается его нравственная позиция, которая заключается в неприязни к тирании и защите принципов свободы. Он раскрывает беззаконие деспотизма, открывая истинный смысл тех или иных действий власти, даже если эти действия лицемерно прикрыты покрывалом всеобщего блага. Характерно, что все описываемые им политики, включая тех, которых он использовал в качестве примера того, как можно последовательно добиваться своей цели — власти, плохо заканчивали. Если они не пали от рук конкурентов и врагов, то их настигала смерть от внезапной болезни. Между тем, в современных учебниках по политологии можно прочитать следующее утверждение: «С точки зрения Н. Макиавелли, допускающего любой произвол со стороны государя в интересах государства, политика — это одно, а с точки зрения Ж.-Ж. Руссо, озабоченного мыслью об обеспечении всеобщего блага, она — совершенно иное». Создается впечатление, что авторы таких учебников на самом деле не читали работ ни Н. Макиавелли, ни Ж.-Ж. Руссо, который в значительной степени использовал идеи Макиавелли, а свое отношение к нему прямо выразил следующими словами: «Делая вид, что дает уроки королям, он преподал великие уроки народам. „Государь“ Макиавелли — это книга республиканцев». Разъясняя свою позицию, Руссо заявил, что сопоставление основных положений книги Макиавелли о Государе «с принципами его „Рассуждения о Тите Ливии“, его „Истории Флоренции“ доказывает, что этот глубокий политик имел до сих пор лишь читателей поверхностных или развращенных. Римская курия наложила на его книгу строжайшее запрещение. Еще бы, ведь именно папский двор Макиавелли и изобразил наиболее прозрачно». (Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического Права. Кн. 3. Гл. VI). Аналогичную позицию занимал и Д. Дидро (1713-1784), который в девятом томе «Энциклопедии» (1785) в статье «Макиавеллизм» подчеркнул, что автор «Государя» стремился донести до читателей следующую мысль: «Если вы когда-либо согласитесь иметь повелителя, он будет таким, каким я вам его нарисовал: вот хищный зверь, которому вы отдаетесь». «Великим человеком» назвал Н. Макиавелли в своем труде «О духе законов» и Ш. Л. Монтескье.
вернуться
44 Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. С. 248.
вернуться
45 Приведем в данном случае выдержки из ставшего скандальным интервью президента и совладельца финансово-промышленной группы «Финансгрупп» (имеющей тесные связи с представителями государства и иностранного бизнеса) О. Шварцмана газете «Коммерсантъ» (№ 221 (3797) от 30.11.2007).
«…Мы очень тесно аффилированы с некоторыми политическими фигурами и управляем их активами. Имеем отношения и с администрацией президента, и с ее силовым блоком. У нас есть и очень серьезные нефтяные активы — „Русская нефтяная группа“… и другие, например, „Русская алмазная группа“, „Русские инструментальные технологии“… У нас есть политическая организация, которая называется „Союз социальной справедливости России“… Эта структура была создана в 2004 году, после того как президент Путин сказал, что большой бизнес должен иметь социальную ответственность перед государством. Тогда наши коллеги из ФСБ решили, что должна возникнуть организация, которая будет Ходорковских всяких наклонять, нагибать, мучить, выводить на социальную активность… В попечителях там все силовые министерства: и Минобороны, и МЧС, и МВД, разумеется. Но исполнители и директора менялись, потому что были конфликты, междоусобицы. Например, кто-то прижал крупного бизнесмена, он звонит — все говорят: „Стоп-стоп-стоп, подожди“. Стало понятно, что не работает инструмент, потому что у каждого олигарха есть свои отношения с теми же самыми силовыми структурами. Поэтому концепция немного изменилась, никто не захотел ссориться, нам предложили найти ей новое применение… Мы разработали концепцию, которая подразумевает создание партнерства с теми объектами, которые ранее предполагалось нагибать и наклонять. Мы стали приезжать к ним с разными предложениями, их результатом стала совместная деятельность… Кроме того, с нами работают госбанки, в том числе по политическим мотивам… Мы сейчас развиваем структуру, которая в скором времени трансформируется в госкорпорацию и будет называться „Социальные инвестиции“. Она основана на разработанной нами совместно с РАГС (Российская академия госслужбы) и Академией народного хозяйства (АНХ) концепции „бархатной реприватизации“… Мы не забираем предприятия, мы минимизируем рыночную стоимость разными инструментами. Как правило, это добровольно-принудительные инструменты. Есть рыночная стоимость, есть механика блокировки ее роста, конечно же, всякими административными вещами. Но, как правило, люди же понимают, откуда мы приходим… У нас есть невостребованные ресурсы, например, совет ветеранов МВД, бывшие сотрудники ОБЭП, РУБОП. Шестьсот тысяч по всей стране! Они ведут пристальную аналитическую работу — какие предприятия, в каком регионе, в какой стадии корпоративных отношений находятся… Когда понятно, что человек не возвращает кредит, что нужно выезжать, будут выезжать не люди с дубинами, а бывшие сотрудники МВД с большим опытом следственных мероприятий и общения, которые будут помогать… [Израильским партнерам] удобнее и приятнее, когда мы допускаем высокую степень свободы в операционном поле. Они работают, мы создаем возможности… Впереди конкурсы на управление инвестиционными ресурсами, средствами государственного инвестфонда…У нас есть несколько задумок по консолидации отраслевых предприятий, но в основном это скупка приблизительно по тем же схемам, что и для „Социальных инвестиций“. Но это опять-таки будут определять старшие товарищи…».
Вот так и раскрывается Фокус «Социального Государства».
вернуться



СОЦИАЛЬНАЯ МАТРИЦА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Фокус «социального государства»