первое «пришествие»
гражданского общества

Указанное определение характеризуется как состояние или этап развития идеи государства. «Государству гражданского общества» противопоставляется понятие «политическое государство», которое предстает (в трактовке Гегеля) не просто как общность, а как «субстанциональное единство», сравнимое с органическим телом.

С этой точки зрения Гегель характеризует гражданское общество как «внешнее государство», понимая под этим определенный исторический этап реализации высшей идеи государства, во время которого, по его мнению, еще не сложилось внутреннее органическое единство, не появилось «политическое тело» государства, поскольку оно еще раздирается противоположными интересами частных лиц и социальных групп.

Вместе с тем у Гегеля можно встретить указания на важность того, чтобы «политическое тело разделялось в себе, организовалось, расчленялось на отдельные органы, чтобы обладать жизненностью». И это же требование он предъявляет к гражданскому обществу, подчеркивая, что «высшая абсолютная важность заключается в том, чтобы то и другое было согласовано». В состав гражданского общества Гегелем включаются различные сословия, корпорации, а также полиция (поскольку она может преследовать собственные интересы) и судебная власть (в лице суда присяжных), а политическое государство понимается как законодательная власть и правительство, состоящее из государственных чиновников, объединенных властью монарха.

Одновременно он отмечает, что «потребности чрезмерно выросли, их удовлетворение становится случайностью, и нужда тем сильнее, ибо средства к удовлетворению потребностей зависят от произвола других, от воли других. Обращаться приходится уже не к внешней природе, каждое дерево, каждое животное принадлежит уже не природе, а собственнику, тем самым зависимость значительно растет… В той же пропорции, если не принимаются особые меры, например такие, как колонизация, вместе с богатством растет бедность… Увеличиваясь, богатство концентрируется в руках немногих, и, как только возникает это различие, при котором большие капиталы находятся в руках немногих, это позволяет им без особых затрат добывать больше, чем доступно тем, кто имеет незначительное имущество, и тем самым различие все увеличивается»⁴³.

Однако, с учетом имеющихся и, возможно, предвидя будущие критические заявления политических философов о негативных последствиях частной собственности, Гегель определяет свою позицию по отношению к ним следующим образом. «Все это люди, глубоко чувствующие ничтожество своего времени, своего народа, глубоко потрясенные бедствиями, изображающие связанный с этим нравственный упадок, гнев, возмущение людей своим жалким состоянием, противоречием между тем, что они могут требовать, и состоянием, в котором они находятся, ожесточение от сознания этого, издевательство над этим состоянием и наряду с этим горечь, злую волю, которые из этого проистекают».

Признавая, что в гражданском обществе развивается неравенство, Гегель отмечает, что «здесь человек должен показать, что он собой представляет, он находится на сцене, где ему надлежит все произвести, отчасти подражание, отчасти нужда заставляют его напрячь все свои силы. Человек в качестве человека, следовательно в качестве особенного индивидуума, должен обрести существование, стать действительным, это относится к праву субъективной свободы, свободы, которую мы очень ценим, особенно в новое время, когда каждый может стать тем, к чему он чувствует призвание»⁴⁶.

Гегель также критически относился к жалобам на то, что «расточительность увеличилась, что все используется только для собственного удовольствия, тогда как раньше люди чаще занимались благотворительностью». По его мнению, подобную расточительность «надо было бы скорее хвалить», поскольку «тот, кому нужно многое, приносит гражданскому обществу больше пользы, чем раздающий ту же сумму в виде милостыни, ибо с первым способом трат связана деятельность других, применение их рассудка»⁴⁷.

Пытаясь разрешить указанное противоречие, Гегель в теоретической конструкции политического государства указывает на то, что оно как политическое тело должно содержать в себе нравственную необходимость, к которой будет причастен индивидуум, готовый пожертвовать собой. Причем пожертвовать как ради выполнения своего нравственного политического долга, так и для реализации своего особенного интереса⁴⁹.

Если несколько спрямить (немного огрубляя) идею Гегеля о политическом государстве (обладающем органическим единством), то получится, что каждый должен будет сознательно в соответствии со своими способностями и возможностями стать отдельной частью отдельных членов общего политического тела, свободно развиваясь и развивая эти части в нем на благо целого и получая удовлетворение от выполняемых функций и занимаемого положения. И это должно будет произойти, по его мнению, в процессе самопознания и самореализации в каждом народе абсолютного духа при посредничестве разума, главным носителем которого определяется философия.

«Дух, — говорит Гегель, — сильнее индивидуумов, их характер, способность есть лишь орудие, посредством которого дух осуществляет свое свершение… Индивидуальность индивидуумов недостаточна, свобода должна осуществиться, содержание должно быть разумным, должно выступать как природа, как необходимость, а не зависеть от случайности характера… Наилучшее государственное устройство — разумное, разумно же то, что определено природой понятия, это есть душа духа, его глубина, абсолютность, субстанциальность»⁵⁰.

Наряду с этим Гегель утверждал, что «идеал государства, где положение особенного было бы таким, каким его хотят видеть люди, не более чем мечта». С этой позиции он критиковал Платона, который, хотя и «нарисовал» нравственное государство, «то есть такое, где идея государства соответствует реальному существованию этой идеи», но «столь последовательно исключил особенность, что индивидуум обладает здесь лишь всеобщим существованием». Недостаток такого подхода объяснялся им тем, что «у греков идея не достигла еще той глубины, чтобы признать и особенное, представить себе такое состояние, в котором особенность могла бы действовать свободно и все-таки постоянно быть возвращаемой ко всеобщности. Платон исключил частную собственность, ибо, если господствовать должно только всеобщее, только оно должно быть душой, частная собственность существовать не может. Он исключил также в своем государстве семью, дети принадлежат не родителям, а государству, государство их воспитывает»⁵¹.

Согласно идее Платона, никто из государственных стражей порядка не должен был обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. «Затем, ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют… Им одним не дозволено пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под одной крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов».

«Только так могли бы стражи оставаться невредимыми и сохранить государство. А чуть только заведется у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все время жить в большом страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели»⁵².

Кроме того, можно согласиться и с положением о том, что представители государственной власти не должны заниматься никаким видом хозяйственно-торговой деятельности, чтобы тем самым не погубить как «ремесла и торговлю» (основанные на принципе равноправного обмена), так и государственную власть.

С указанной позицией в целом согласуются и положения, высказываемые Гегелем, который особо подчеркивал, что органы государственной власти и госу­дарст­венные функции не могут быть объектом частной собственности.